Почтовый трамвай

Адресат этого письма убеждён, что достойно сыграл роль в фильме единственного в мире кандидата в областную думу, который уверовал в силу кинофестивалей больше чем в силу выборов. Открыть им глаза ни коем образом нельзя. Кроме чем кровью. Внимание на экран. Трррррр...

Вчера опять заболела голова, и не исключено, что это связано с твоим образом жизни без меня. Вернее со мной, как никогда со мной. Я лёг ещё вечером, и голова болела сквозь множества тяжёлых снов практически до рассвета. Одним из тех, которые я частично запомнил, была ультра мистическая постановка Мастера и Маргариты. А ещё ко мне опять приходил Булгаков. А может и я к нему. Разговора я с ним практически не помню, хотя он был. Я запомнил лишь о том, что он упоминал Ленина. Во сне мне это показалось странным. А сейчас я немного погуглил, и оказалось в биографии Булгакова действительно есть точки соприкосновения с Лениным и достаточно серьёзные, если не судьбоносные. По совести говоря, знать я этого не мог. Да и сны мои никогда не были отражением моей достаточно скудной фантазии.

А писать тебе о таких вещах вероятно один из самых безопасных путей размышления на эту тему. Жить в твоей голове, как догадывается Земфира, означает иметь убежище, в котором тебя будут искать в последнюю очередь. Конечно же, я был предупреждён о том, что ты не поймёшь ни слова из моих писем. И конечно же, я знал, что меня предадут. Всё это совсем не из мира снов. Мне, правда, никогда ещё не удавалось никого ни остановить, ни сколь значимо сместить курс. Все просто видят блеск на излияниях моей крови. А возможно, шум от её растекания их даже успокаивает.

Выслушай меня, Игемон. Я чувствую твою боль от раздвоения, но предать меня у тебя не выйдет. Ты ведь и сам уже знаешь, что за сила тебя разделяет надвое. Я ведь ничего не делал. И прочитай ты то, что писал за мной этот чудак, острая линия сомнений, возможно, прошла бы стороной твоё сердце. Но на твоих руках не моя кровь, а та, которая вытекает прямо сейчас из двух твоих рассечённых отражений, навсегда потерявших симметрию от боли.

Этого абзаца ты не найдёшь у Булгакова.  Однако, у меня достаточно хорошая память, чтобы вспомнить ещё несколько строчек из диалога на лунной дорожке. Знаю, что тебе нет дела до дел давно минувших лет. Но если ты вдруг задумаешься о том, почему я нахожусь внутри тебя, а не обнимаю снаружи, то не спеши отвечать и на этот вопрос. Чтобы создать меня, Воланду потребовалось лишь определить линию, по которой пройдёт разделение добра и зла. Она стала моей новой кожей. И для того, чтобы увидеть её изрезанный словами узор, тебе достаточно взглянуть в отражение в зеркале, навсегда потерявшее симметрию от боли.